Молча встав со своего стула, на котором его тело, казалось, пребывало в полу-ленивой дрёме, Он вышел в соседнюю комнату, откуда, спустя некоторое время, вернулся со своим телефоном, размеренным и неторопливым движением нажал кнопку включения, многозначительно посмотрел на экран и изрёк:
«Твой спонтанный монолог длился четыре минуты, а это, как говорил Чжуан-Цзы обременительно для ушей слушающего, ибо отвлекает его от мыслей о Великом и Вечном.»
Чистосердечно впав в состояние лёгкого удивления и искреннего непонимания, я хотел было что-то сказать, но внезапная, как вспышка сверхновой, догадка озарила далёкие глубины моего непросветлённого сознания; — Ему не нужны Собеседники, Ему нужны Слушатели. Жаль, что на моё молчаливое прозрение, мне не дано услышать и узнать, что сказал бы поэтому поводу великий Чжуан-Цзы. Мне действительно искренне жаль, ведь это явная потеря, а кто же из нас любит терять?
Он перевёл взгляд с экрана смартфона в бесконечность пространства, откуда несколько десятков лет назад Он пришёл в этот Мир. Наверняка Он не помнит сам момент прихода и уж тем более его цель, а как говорил Чжуан-Цзы: — любой путь начинается с первого шага, а любое восхождение, с намеченной Цели. Так с какой же целью пришёл Он? Удивить нас или порадовать, удивлённо порадоваться или радостно удивиться? Ёрничать? Ошарашивать? Эпатировать, Насмехаться… или Он пришёл хвалить и восхвалять? Ругать и ставить в неловкое положение… или… всё же одухотворять и поднимать до небес? Никто не знает точного ответа, даже Он сам… и уж тем более сам. Да и что нам может дать это знание, случайно найдись таковое, если сам ответ, по своей сути, ничего не меняет, ровным счётом ни-че-го! Как говорил Чжуан-Цзы : — есть просто данность в Его лице и её надо либо обречённо и безусловно принимать, либо категорически и сразу отстраниться и забыть, как странный и несколько жутковатый сон, и третьего здесь, по всей видимости, не дано.
Весь следующий день, мирно катящийся к логическому завершению, прошёл в творческих исканиях, а точнее; потугах на оные, в трудах праведных и неправедных, отдыхе от отдыха и временной, вне времени, дремоте. Скатясь, как заходящее солнце за растопыренные лапы сосен, как в детстве зимой с горки на пятой точке, день плавно причалил к вечерней трапезе. Мы вновь сидели за уютным столиком и я, как всегда по простоте душевной, попытался развить интересную, не только для меня, но и как я наивно полагал, и для него тоже тему, Он, не поднимая глаз от тарелки, а лишь взмахнув вилкой, как дирижёр палочкой, призывающей оркестр к вниманию, глубоко философским голосом изрёк: — «Не грузи меня! Сейчас я собираюсь вкушать свою пищу и наслаждаться её видом и вкусом…, как говорил в таком случае Чжуан-Цзы: — ничто мирское и суетное не должно нарушать и омрачать эти сладостные минуты блаженства.»
И я в очередной раз, теперь уже совершенно однозначно и безоговорочно понял;— Ему не нужны собеседники, Ему нужны слушатели, тихие, как рыбки, а ещё лучше молчаливые и внимательные. Слушатели, подобно вещи, которую в нужный момент вынимают из шкафа или снимают с полки, соизмеряясь с потребностями и настроением своего хозяина. А потом, когда долгое, многословное и безудержное, как Ниагарский водопад, возвеличивание очередной идеи, а может и просто собственного Я, будет полностью удовлетворено, ставшую ненужной вещь снова можно… и даже нужно… отправить на место… до новой потребы. И в этом, как правильно говорил Чжуан-Цзы: — воистину божественная мудрость, помноженная на нерушимое чувство своей особой значимости, для этого тёмного и несовершенного мира.
Как я уже отметил ранее: третьего не дано, Но! Если внимательно присмотреться, прислушаться, вдуматься, в конце-концов просто почувствовать, то можно открыть для себя нечто интересное и загадочное в этом самовлюблённом, постоянно мазахирующем, беспрестанно самоедствующем и откровенно комплексующем человеке. Тогда, возможно, Вам станут понятны побудительные мотивы его слов и поступков, и вектор жизненного пути. Но для этого Вам понадобится Огромное Желание и что самое главное, — Терпение. Вот уж чего-чего, а терпения в общении с Ним нужно иметь немерянно, ибо выслушивать раз за разом, десятки минут, с непременными пространными ремарками, полноводные монологи, добрую половину которых уже выучил наизусть… Что по этому поводу говорил Чжуан-Цзы я так и не вспомнил, но от себя могу заметить: при слушании, вне зависимости от обстоятельств происходящего и места нахождения себя самого, следует с некоторой периодичностью подтверждать, что Весь лавинообразный поток слов попадает тебе не только в уши, но ещё и находит должный отклик в мелководье твоего не разбуженного сознания. Нарушение привычного ритуала может быть расценено, в лучшем случае, как невнимание и неуважение к Оратору, а потому просто, как говорил Чжуан-Цзы, предано на поругание с дальнейшим занесением в личное дело, а в худшем… как плебейское посягательство на святая-святых, а потому осуждено на костёр с последующим развеиванием праха по ветру суровых будней.
И во всём Этом, как в прочем и во всём остальном, Он Велик и Ужасен, как легендарный Гудвин в сказочном Изумрудном Городе. В том самом, где на заре своей бытности, беззаботно бродили Мудрецы и Отшельники, и весело резвились Русалки и гусары, а ныне эфемерно бродят отголоски некогда живых просьб и умозрительных конструкций, ставших со временем расплывчатыми тенями, что уже одним своим существованием болезненно омрачают Его бытиё, навевая невыносимую скуку и тоску по не найденному, но… почему-то потерянному.
А ещё в этом городе живут: непонимание, усталость от непонимания, постоянная ахинея бестолковых проезжих и местных, идиотизм раздражённых и раздражающих, как комариный писк в душную летнюю ночь, доводя славного мэра и почётного жителя до крайней степени требовательной отрешённости. И всё это на фоне былого величия и былой лучезарной самодостаточности. В этом городе очень часто и очень много чего анонсируется, но практически никогда не свершается, работая лишь на самоё-себя, как известная фабрика грёз, бесконечно тиражирующая собственные клише и штампы.
Мёртвые воды ленивой реки, протекающей, но никуда не вытекающей из города, мерно качают на себе, медленно растворяя и опуская на дно, красивые модели не реализованных миров и загадочные макеты не построенных дворцов, райских кущ, висячих садов достойных самой царицы, и прочих чудес света, которых… Свет так и не увидел… и вряд ли уже увидит. Как говорил в таком случае Чжуан-Цзы: — что умерло, то умерло уже навсегда, и любая реанимация возвращает к жизни лишь слабое подобие первозданного.
Редкая птица вдохновенного желания, даже с великой опаской, рискнёт подняться в городское небо, а тем паче улететь за реку и только заманчивые и многообещающие слова, как деревянные солдаты Урфина Джюса, стройными рядами и отдельными группами, бодро чеканят шаг по картонной мостовой, не оставляя за собой хотя бы тени.
«… У меня возникла идея, я хочу (далее следует полное цитирование микроромана-утопии, с явным перевесом в область далеко ненаучной фантастики изложенной могучим языком Агаты Кристи и сэра О`Генри), ты как думаешь?»
Как я думаю? А я вовсе и не думаю. А зачем?! Ведь и эта вспышка скоро угаснет, как и множество других предшествующих, оставив после себя золу непонимания и холод отгоревших углей в моей усталой Душе. И я снова почувствую, как неукротимый голод, что меня в очередной раз обманули, пусть даже и без злого умысла, но всё-таки обманули. И что-то пронзительное и тоскливое, почти ностальгическое поймает меня в свои коварные сети, сотканные из сожаления и грусти о несбывшемся и безвозвратно потерянном, потому что это тихие отголоски нашей с Ним молодости; хмельной, отчаянной, бесшабашной и ветряной, не знающей ни страхов, ни сомнений, как говорил Чжуан-Цзы: — той самой молодости, когда веришь, что всё ещё впереди, строишь радужные планы на будущее, дышишь полной грудью, думаешь о Высоком и подставляешь свои плечи Музам, а руки Вдохновению…
Не отвлекай меня! Моя душа наполнена стремлением к познанию величайших глубин мировой философии, её истин, вечно ускользающих, но, как известно, на вечно прописанных на дне хрустального бокала, потому что, как говорил Чжуан-Цзы: — истина в вине, и факт сей неоспорим!
Russian
Belarusian
English
French
German
Hebrew
Italian
Spanish